Обнаружение и изучение письма кохау ронгоронго

Остров Пасхи занимает немаловажное место в работах ученых, изучающих этногенез полинезийских и американских народов. Решение этой же самой проблемы заселения о. Пасхи, происхождения его обитателей, их культуры и языка, во многом зависящее от разгадки тайны уникального письма ронгоронго (далее — РР), в течение многих десятков лет представляет собой камень преткновения для исследователей разных поколений и разных стран. Несмотря на то, что сама возможность разрешить загадку письма о. Пасхи обычно ставится под сомнение, некоторые смельчаки-энтузиасты и в наши дни берутся за эту проблему.

Первым о существовании на о. Пасхи жезлов и дощечек с древними письменами, сообщил в письме к своему духовному начальству французский миссионер Эжен Эйро в самом конце 1864 г. Дощечек на острове было много — Эйро еще видел «сотни и сотни» их. Они хранились в жилищах, пещерах и тайниках, островитяне дорожили ими как памятью о своих великих предках. Этому миссионеру научная и научно-популярная литература приписывает акт вандализма, выразившийся, якобы, в уничтожении уникальных памятников рапануйской культуры, в том числе резных досок со знаками письма. Особенно в этом «преуспели» в СССР, начиная с работы Б.Г. Кудрявцева [Кудрявцев 1949]. Совершить подобное варварство Эйро, однако, никак не мог, так как сам буквально с момента своего появления на острове стал пленником островитян. Рапануйцы не спускали с него глаз ни днем, ни ночью, сопровождая его повсюду «под конвоем». Они обобрали его, лишив всего, что он привез на остров на свои трудовые сбережения для организации первой миссии. Спасло его буквально чудо — неожиданное появление шхуны миссии из Вальпараисо «Тереза-Рамос». Миссионеры вновь появились на о. Пасхи в 1866 г., чтобы остаться там на пять лет. Вскоре им стали попадаться тут и там куски дерева и камни со следами загадочных знаков, но узнать, как они читаются, миссионерам, несмотря на все их старания так и не удалось. В 1869 г., вскоре после смерти Эйро, отец Зумбон вручил Жоссану в дар от рапануйцев первую дощечку, покрытую значками кохау ронгоронго (КРР). Рассмотрев их, Жоссан, также как и Эйро, пришел к выводу о том, что это — письменность, напоминающая иероглифику древнего Египта. Епископ сразу же дал указания миссионерам не только искать дощечки, но и расспрашивать местных жителей о смысле знаков их таинственного письма. Но ко II половине XIX в. рапануйцы не умели уже ни читать, ни писать, т.к. подавляющее большинство жрецов — хранителей знаний было вывезено работорговцами в Перу, а большая часть дощечек с письменами успела уже погибнуть в огне пожаров во время междоусобиц и от сырости в глубоких пещерах-тайниках [Федорова 1995а, 178—183]. Всего в музеях мира хранится ныне немногим более 20 дощечек РР, а также их фрагментов, включая подделки [Barthel 1958, 13—37].

Все же И. Русселю удалось приобрести несколько дощечек и Т. Жос­сан стал обладателем коллекции, которую составили наиболее интересные эк­земпляры — А, В, С, D, E и одна из тех, что хранится ныне в МАЭ в Санкт-Петербурге. «Я посылаю Вашему Преосвященству все та рапануи, ко­торые смог найти», — писал в своем письме архиепископу миссионер Ип­по­лит Руссель в сентябре 1870 г. [Cools 1973, N 317] Жоссан занялся их изу­че­нием, а на Таити, среди рапануйцев, прибывших с острова Пасхи нашел Ме­торо Тау а Уре, который, в молодости учился в школе ронгоронго и ут­верж­дал, что может читать дощечки. На основе чтений Меторо Тау а Уре Жос­сан [Jaussen 1893] сделал записи четырех текстов и составил первый ката­лог знаков с соответствующими им «чтениями» по Меторо. Хотя записи «чте­ний» Меторо (представляющие собой не чтение, а лишь перечень объек­тов, изображенных знаками) и не позволили Жоссану проникнуть в их смысл, они представляют собой важный материал для изучения письма острова Пасхи.

В научной литературе существуют различные взаимоисключающие гипотезы относительно сущности и происхождения рапануйского письма. Ученые сравнивали его с древнеегипетским, с пиктографией панамских куна, с письменностью Древней Индии, орнаментом вышивок Суматры. Отдельные знаки на дощечках сопоставлялись с ассирийскими изображениями, с рельефами, украшающими Ворота Солнца в Тиахуанако (Южная Америка). М. Хорнбостель, В. Хевеши, а следом за ним и Р. Гей­не-Гельдерн полагали, что на о. Пасхи письмо пришло из Индии через Китай, а затем уже с о. Пасхи попало в Мексику и в Панаму. Р. Кемпбелл задавался вопросом о том, не пришло ли рапануйское письмо через Новую Зеландию с Дальнего Востока [Heyerdahl 1965; Fischer 1997]. Неоднократным попыткам сопоставить письмо о. Пасхи с другими письменностями мира (Мохенджо-Даро, Китая, Суматры, Цейлона, Сулавеси и др.) много внимания уделил и Х. Имбеллони в своей работе, посвященной «говорящим дощечкам» острова Пасхи [Imbelloni 1951]. Позднее, Т. Хейердал [Heyerdahl 1965] попытался связать рапануйское письмо с древним письмом южноамериканских индейцев, в частности жителей Перу и считал, что дощечки, как и вся культура острова Пасхи заимствована из Америки.

Как показали дальнейшие исследования в области знаковой системы РР, а также разнообразная филологическая работа, проведенная автором этой книги, письмо РР представляет собой уникальное явление — оно не могло быть привезено извне, а возникло на самом острове не позднее XVI начала XVII вв., и не вследствие диффузии культурных навыков и сакральных знаний, а на основе существовавшей там некогда пиктографии, знаки которой имели сходство с мотивами, характерными позднее для татуировки, петроглифики, деревянной резьбы не только жителей о.Пасхи, но и других народов Полинезии, Меланеззии, Индонезии. Последнее может служить довольно надежным подтверждением этногенетических связей далеких предков рапануйцев с народами Океании и Юго-Восточной Азии. С другой стороны особенности РР, сходство его знаков с петроглифами Аляски, Калифорнии, австралийскими рисунками на песке, рисуночным письмом оджибвеев, а также с иероглифами и характером записей в других письменностях — у индейцев Андской области, в Древнем Египте, Шумере, например, свидетельствуют о наличии в рапануйском письме тех же закономерностей, что и в других древних системах письма.

И тем не менее, в последние годы неоднократно появлялись сенсационные, а часто просто курьезные сообщения (включая газетные и журнальные статьи за рубежом и у нас) о том, что культуру о-ва Пасхи можно связать с наследием этрусков, басков, древних скандинавов, жителей Мальдивских островов, пришельцев из космоса и даже древней культуры Атлантиды. Нет ничего удивительного, что тексты на дощечках РР привлекают внимание многих авторов — они действительно уникальны и на первый взгляд вроде бы не имеют сходства ни с какой другой письменностью. Именно поэтому первое же знакомство с дощечками толкает некоторых исследователей на скоропалительные сенсации, хотя сама возможность прочтения РР обычно отметается. Позволю себе сказать, что публикации даже таких известных ученых как Т. Бартель [Barthel 1958, 1971], В. Крупа [Krupa 1973, 1974] не дали ключа к разгадке тайн уникального письма. Недаром сам Бартель, неоднократно сообщавший о результатах проведенной им дешифровки РР вынужден был в 1971 г. признать все сделанное им в этой области лишь первой стадией изучения рапануйского письма. В 1995 г. рапануисты впервые с интересом познакомились со своеобразными выводами новозеландского ученого С.Р. Фи­ше­ра [Fischer 1995; 1995а] и его толкованием текстов РР, которые, якобы, в большинстве своем, воспроизводят магическую формулу оплодотворения, зафиксированную в поздней версии о сотворении мира и строятся на повторении продуцирующей формулы: агент X соединился с агентом Y и породил объект(ы) Z. Журналисты (в частности французские), подхватив эту мысль, объявили КРР «фаллическим» письмом. Оригинальной трактовке текстов на дощечках Фишер посвятил ряд разделов своего большого труда «Ронгоронго», изданного в Оксфорде [Fischer 1997].

Главная причина неудач подобных дешифровок заключается в непонимании как характера и особенностей системы письма острова Пасхи, так и иероглифического письма вообще. Иероглифика — это не тайнопись для посвященных, а наиболее удобный способ передачи информации с учетом особенности некоторых языков.

Относительно сущности текстов, записанных на дощечках, в зарубежной науке также высказывались самые противоречивые суждения — одни ученые считали их, хотя и с известной долей скепсиса, образцами письма — пиктографического, идеографического, иероглифического. Дру­гие видели в них своеобразные «эмбрио» или недостаточное письмо, в котором отсутствуют многие признаки стандартной письменности. Согласно Т. Бартелю [Barthel 1958], например, знаки РР воспроизводят лишь «скелет» устной традиции, выполняя мнемоническую функцию; они представляют собой не самостоятельную коммуникативную систему, а используются всегда лишь в сочетании с более разработанным уровнем устной формы фольклора (исполнением мифов, религиозных гимнов и пр.). Эта точка зрения в известной степени близка К. Раутледж, [Routledge 1919] которая еще в начале века считала, что рапануйское письмо используется лишь для передачи фольклорных текстов или при счете — вроде зернышек или четок. В 1930-х годах известный американский ученый А. Метро высказал мнение, что «так называемые иероглифы» острова Пасхи являются системой не более развитой, чем пиктография и сравнивал ее с аналогичными знаковыми системами, существовавшими у народов Северной и Южной Америки — оджибвеев или куна. Позднее, под влиянием исследований русских ученых (Д.А. Ольдерогге, Н.А. Бутинова, Ю.В. Кнорозова) он признал свою гипотезу слишком примитивной и односторонней. «Без сомнения, — как говорил Метро позднее [Métraux 1965], — речь может идти и об этом, но также и о возникновении на о-ве Пасхи письма, которое напоминало раннее письмо египтян, но представляло собой (если можно так выразиться. — И.Ф.) “иероглифическую невнятицу”».

Еще одна группа зарубежных ученых склоняется к тому, что знаки КРР являются если не штампом для набойки тапы или образцами декора, то во всяком случае, представляют собой магические изображения. Эта мысль в нескольких словах была хорошо сформулирована позднее американским ученым И. Гельбом: «Таинственные надписи острова Пасхи, на которые многие люди обладающие богатым воображением, потратили столько усилий, даже не являются письменностью в прямом смысле этого слова, так как, по всей вероятности, представляют собой ни что иное, как магические рисунки. На самом деле отнесение надписей с острова Пасхи к какой бы то ни было ступени письма, пусть самой примитивной, связано с признанием существования типа письма совершенно уникального как в отношении формы, так и в отношении репертуара знаков» [Гельб 1982, 255].

Да, действительно уже давно следовало признать и доказать, что существовавшее в прошлом на о-ве Пасхи письмо РР совершенно оригинально и своеобразно как по набору знаков, так и по характеру записей. Автор настоящей работы попытался это сделать в своей публикации в 1995 г. вместе с первой в истории дешифровкой рапануйского письма и попыткой прочитать и перевести без лакун (т.е. от первого знака до последнего) записанные на дощечках тексты, привезенные русским ученым Н.Н. Миклухо-Маклаем.

Труды нашего талантливого соотечественников ученого и путешествен­ника Н.Н. Миклухо-Маклая, его дневники статьи, заметки внесли огромный вклад в мировую науку. Благодаря живому интересу ученого к жизни и куль­туре народов, удаленных от Ойкумены современной цивилизации, Музей Антропологии и этнографии имени Петра Великого в конце прошлого ве­ка пополнились ценнейшими коллекциями, посвященными народам Индо­не­зии, Меланезии и Полинезии. Его сравнительно небольшая коллекция пред­метов с далекого о-ва Пасхи, включающая помимо прочих предметов культуры и быта две бесценные дощечки КРР с вырезанными на них знаками древнего письма рапануйцев, послужила импульсом для успешного развития в отечественной этнографии целого научного направления — рапануистики.

С 21 июля по 1 августа 1871 г. Миклухо-Маклай, плывший в Новую Гвинею корвете «Витязь», останавливался на Таити и там встречался с архиепископом Жоссаном, который показал ему дощечки РР, собранные миссионерами, одну из которых, видимо, большую, хранящуюся ныне в МАЭ, он и подарил русскому ученому). Позднее Миклухо-Маклай приобрел еще одну дощечку, возможно, на острове Мангарева, где он встречался с рапануйцами и миссионером И. Русселем. В 1874 г., как следует из архивной записи Российского Географического Общества, «Обрубок с письменами с ост. Пасхи и Два деревянных щита от г. Миклухо-Маклая получил на хранение в этнографический музей. Помощник секретаря А. Ломоносов. 18/22.5.74» (АРГО ф.1-1969, оп.1, № 19, л.56). (Сведения эти любезно предоставлены автору д.и.н. Д.Д. Тумаркиным, к.и.н. Л.А. Ива­новой, А.М. Решетовым). Дощечки из коллекции Миклухо-Маклая были самыми ранними из тех, что попали в Европу. В результате знакомства с дощечками Миклухо-Маклай [1990, I, 67] пришел к выводам о том, что РР — это примитивная идеография или «идейный шрифт». Идеография — это в сущности протописьменность, кодовый «язык понятий», знаками которой можно передавать понятия или слова, близкие к ним по звучанию. Другими словами, с помощью идеографии можно было бы передать лишь общий смысл сообщения, а не точное звучание слов. Отсюда, видимо, и странное название «понятное письмо», которое Миклухо-Маклай дает дощечкам с письменам в своей этикетке к составленной им описи предметов. Не следует, однако, делать вывод, что Миклухо-Маклай склонен был путать идеографию с пиктографией и считал возможным лишь интерпретацию знаков РР.

В начале 1940-х гг. точка зрения Миклухо-Маклая на идеографический характер рапануйских текстов была воспринята совсем юным Б.Г. Кудрявцевым. Еще школьником, а затем студентом, он заинтересовался хранящимися в МАЭ дощечками и пришел к заключению (одновременно с французским исследователем А. Метро), о параллельности текстов на трех дощечках — двух из МАЭ (P,Q), одной из Сантьяго (Н) а также части текста на дощечке Тахуа (А). Д.А. Ольдерогге (1947, 1949) публикуя материалы Б.Г. Кудрявцева (умершего в 1943 г.), отметил, что рапануйское письмо по своему характеру близко к ранней стадии развития египетской иероглифики (вспомним мнение об этом миссионеров).

Развивая мысль Миклухо-Маклая о том, что РР это образцы некоего знакового кода, российские ученые Н.А. Бутинов и Ю.В. Кнорозов  показали, что рапануйское письмо является иероглифическим (т.е. морфемно-силлабическим, согласно термину, введенному Ю.В. Кнорозо­вым) [Бутинов, Кнорозов 1956]. По своим статистическим параметрам оно не совпадает ни с пиктографией, рисуночным письмом, передававшим ситуации, ни с идеографией (логографией), т.е. языком понятий. Учитывая количество знаков, порядок их распределения в тексте, мысль о сравнении РР со слоговым или алфавитным письмом была отброшена априори. В отличие от пиктографии, в которой количество новых знаков, впервые появляющихся в знаковом ряду, остается на одном уровне, уже в первых строчках любого текста РР оказываются «задействованными» почти все основные знаки. Что касается логографии, где знак равен понятию (лексеме), то в чистом виде она сохранилась, пожалуй, лишь в китайском языке, насчитывающем десятки тысяч идеограмм, что объясняется этническими и историко-культурными процессами, характерными для Китая [Федорова 1962]. Количество знаков в РР намного меньше, чем во многих других иероглифических системах письма (шумерской, египетской, центральноамериканской — майя). Это связано, как выяснилось позднее, с чрезвычайно развитой омонимией, столь характерной как для рапануйского, так и для всех прочих полинезийских языков. Сокращение числа знаков в морфемно-силлабическом письме происходит именно за счет употребления омонимов и введения звукового написания.

Позднее, в 1986 г., как бы отвечая на приведенное выше высказывание И.Гельба, Кнорозов писал в предисловии к одному из этносемиотических сборников, что иероглифика, (т.е. морфемно-силлабическое письмо) возникает с появлением государства, вытесняя существовавшую до того пиктографию. При морфемно-силлабическом написании использовались омонимы и звуковые подтверждения, которые облегчали чтение иероглифов, а также детерминативы. Кнорозов справедлив отмечал, что письмо РР, возникшее в начальный период становления государственности в Полинезии «относится к ранней фазе формирования иероглифического письма». Именно этим мы можем объяснить недостаточно стандартизированный корпус знаков, их ярко выраженный изобразительный характер (как в пиктографии), аббревиатурное написание (отсутствие словоизменяющих показателей) [Кнорозов 1986, 4]. Небольшое число словоизменяющих морфем в РР мы может объяснить и малым количеством их в живом рапануйском языке в период создания письма. Как показало сопоставление разных групп фольклорных текстов, проведенное мною, количество словоизменяющих и словообразующих морфем весьма ограниченное в ранних текстах, резко возрастает в поздних фольклорных записях [Федорова 1978а].

Более всего, к пониманию сущности РР приблизился лишь Дж. Ги [Guy 1982], считающий, что рапануйские дощечки представляют собой высокоразвитую форму смешанного фонетико-идеографического письма, которое характеризуется различными стилями, отражающими, конечно, местные «школы» и эволюцию во времени. За короткое время такая система возникнуть не могла, а так как на островах Полинезии подобного письма нет, то оно могло быть разработано только на самом острове Пасхи. Что касается немецкого ученого Т. Бартеля, то он (явно принимая во внимание вывод Н.Н. Миклухо-Маклая), видел в РР протописьменность, отличающуюся «телеграфным стилем»: в текстах, по его мнению, даны лишь основные, или опорные знаки, передающие каждый соответственно словоформу целиком, т.е. основную корневую морфему вместе с префиксом, суффиксом, а также возможными частицами, к ней относящимися. Эту точку зрения Т.C. Бартель высказал в своем капитальном труде «Основы дешифровки рапануйского письма» [Barthel 1958]. Его вывод относительно характера текстов РР в нашей науке давно признан неточным, и, тем не менее, его книга до сих пор остается базой при изучении РР. В ней представлены все необходимые для работы с иероглифическими текстами материалы — сведения о дощечках, прорисовки текстов РР, конкорданции знаков и т.д., а главное корпус знаков. При этом последний, несмотря на некоторое его несовершенство, построен по столь удачной схеме, что любой дешифровщик может пользоваться им, внося в него необходимые коррективы, но, сохраняя при этом известную всем нумерацию знаков, чтобы не путать других исследователей письма и не ошибаться самому. Изобретать новую нумерацию для знаков (как, впрочем и новые обозначения для самих дощечек, по примеру С.Р. Фишера [Fischer 1997] смысла явно нет. В данной монографии ради унификации и удобства, по совету Ю.В. Кнорозова, добавлены лишь нули перед знакам первой сотни: 001, 002, 003, 010, 011, 012 и т.д.

В 1950-е гг. группа сотрудников Института (Э.В. Зиберт, Л.Г. Ро­зи­на, Р.Г. Ляпунова, Д.А. Сергеев) проделали колоссальную работу по сличению всех известных текстов РР и разбивке знаков на блоки, т.е. на группы знаков с повторяющимися начальным или финальным знаками, в отличие от сплошной публикации текстов у Бартеля. К сожалению для истории дешифровки, работа для которой предназначались эти и другие интересные материалы, осталась неопубликованной (она была взята Ю.В. Кнорозовым из издательства и хранилась в его личном архиве). Судьба ее не известна.

Автор монографии примкнул к изучению текстов РР в 1958 г., начав свою научную работу со статьи, посвященной характеру рапануйского письма, которая сразу же после публикации в СССР была переведена в США. Несмотря на проявленный за рубежом интерес, целесообразно было однако не спешить с дешифровкой РР, а отступить назад (впрочем, ненадолго), с тем, чтобы создать необходимый фундамент для изучения письма РР.

Мною были собраны и переведены все доступные в то время фольклорные версии, а также (по просьбе Т. Хейердала) и тексты из рукописных тетрадей рапануйцев, относящихся к I трети ХХ в., от перевода которых отказались другие исследователи, в частности сам Хейердал [Федорова 1978]. Последние были написаны самими островитянами в I половине ХХ в., скорее всего по более ранним копиям, разным как по стилю, так и по содержанию. В настоящее время, помимо фольклорных записей, науке известно и 6 манускриптов рапануйцев, обнаруженных и приобретенных на о. Пасхи Т. Хейердалом и Т.С. Бартелем в 1950-е гг. Из всех рукописей для нас наиболее интересен опубликованный Бартелем [Barthel 1974] манускрипт «Е», представляющий собой подробный связный рассказ о различных событиях рапануйской легендарной истории. Рапануйские манускрипты, (включая самые ценные из них — А, В, С, Е), по своему характеру, по сюжетам, представленным в них не имеют ничего общего с текстами КРР, относящимися к иному фольклорному жанру, а именно к земледельческим песнопениям. Не представляя собой билингвы для решения тайны знаков кохау ронгоронго, они, тем не менее оказали большую помощь дешифровщику — автору данной работы, который счел не только возможным, но и правомерным использовать некоторые сельскохозяйственные термины, названия сортов или видов растений, зарегистрированные в рапануйских манускриптах, при чтении, и переводе знаков и графем кохау ронгоронго. Названия сельскохозяйственных культур и их видов включены в список растений, которым автор работы пользовался при установлении чтения и значения морфем, передаваемым тем или иным знаком кохау ронгоронго [Федорова 1995, 128—129]. Позднее по существовавшим ранним словарным спискам и словарям, а также по фольклорным материалам мною был составлен и опубликован (первый и пока единственный на славянских языках) словарь рапануйского языка (прямой и обратный), воссоздана по лингвистическим материалам мифов и легенд история развития рапануйского языка [Федорова 1988], а также сделана попытка разобраться во многих других загадках рапануйской культуры, кстати, не менее легких, чем тайна дощечек с письменами.

Свое мнение относительно времени возникновения рапануйского иероглифического письма автор работы высказал почти 30 лет назад, в одной из своих статей [Fedorova 1971]. Письмо РР, как уже мною отмечалось ранее, восходит к петроглифике о.Пасхи: многие знаки его совпадают с наскальными рисунками [Федорова 1995, 9]. Рисунки же, выполненные краской на стенах и потолках каменных хижин Оронго (места, связанного с культом тангата-ману) не имеют параллелей среди знаков письма РР. Согласно А. Метро и Т. Хейердалу, хижины относятся к более поздним временам, чем петроглифы близлежащих скал, и датируются примерно 1540—1576 гг., из чего напрашивается вывод, что к этому периоду на о.Пасхи уже существовало вполне сложившееся письмо [Fedorova 1971].