О книге и.К.Федоровой

««ГОВОРЯЩИЕ ДОЩЕЧКИ С ОСТРОВА ПАСХИ. ДЕШИФРОВКА, ЧТЕНИЕ, ПЕРЕВОД»

Значение многолетней работы Ирины К.Федоровой нельзя оценить, не рассмотрев попыток решить в течение последних тридцати лет, почти всех загадок, которые поставила перед нами исчезнувшая культура о. Рапа-Нуи.

Заселение острова, происхождение его жителей, их естественная среда обитания, жилища, святилища, резьба по камню, транспортировка и возведение огромных статуй, а главное, экологическая катастрофа конца XVII века, в настоящее время широко освещаются учеными самых разных научных дисциплин. Их совместные усилия принесли, наконец, рациональные объяснения всех так называемых загадок острова, который на Западе называется островом Пасхи. Под эгидой Фонда острова Пасхи и нашей Ассоциации эти исследователи опубликовали большое число книг и популярных статей для широкого круга читателей, которые узнали возможные пути решения этих загадок, а также выводы и доказательства в их поддержку.

Этот уверенный ансамбль серьезно прерывался лишь тем, что от нас по-прежнему ускользало значение знаков кохау ронгоронго, столь тщательно вырезанных на дереве древними рапануйцами, еще до исчезновения их удивительной и полностью изолированной культуры. Для изучения письма кохау ронгоронго нам остался лишь небольшой корпус, состоящий из примерно 15 тысяч графем на 25—30 предметах, которые считаются аутентичными: это главным образом дощечки, несколько пекторалей реи миро и большой жезл, так называемый жезл из Сантьяго.

Итак, вот уже более 120 лет Запад знает практически о всех «говорящих дощечках» и хотя им было дано столько дерзких объяснений, ни одно из них до сих пор не основывалось на анализе — точном и комплексном. Рассматривая трудности, стоящие перед лингвистами, отмечают прежде всего, что объем сохранившегося корпуса явно менее значителен, чем это требуется для успешной дешифровки. Даже критское письмо (линейное Б) предлагает исследователям более обширный материал.

Изучение физической географии, геологии, флоры, фауны, агрикультуры, архитектуры для того, чтобы реконструировать древнюю жизнь Рапа-Нуи в период между VIII и XVIII вв., т.е. крайними хронологическими рамками великой рапануйской культуры, потребовали долгих усилий ученых разных специальностей. Но ни одна из проблем по природе своей не отличалась от гомологичных проблем в других частях света и особенно в самой Пацифике. Поэтому соглашаясь с решением всех других проблем острова Пасхи, я тем не менее остаюсь при убеждении, что самая большая трудность для понимания знаков ронгоронго проистекает от географической и культурной изоляции в условиях которой, эти знаки были созданы замечательными творцами огромных статуй.

Даже если считать установленным, что кохау ронгоронго родилось в полинезийском контексте, а не в южноамериканском, как полагали в течение некоторого времени, остается загадкой необъятность регионов, являющихся зоной исключительно устной коммуникации. Народы Пацифики безусловно пользовались графическими знаками в своих социальных и религиозных обрядах: татуировкой, петроглифами, гравированными метками для певцов. Но они не могут даже приблизиться к сложной структуре рапануйской письменности. Знаки ронгоронго, несомненно вид письма, или хотя бы протописьменность, согласно некоторым авторам.

Возвращаясь к недавним успехам в области дешифровки письменностей Европы, Ближнего Востока или Латинской Америки, отметим, что они (Письменности) всегда возникали в каком-то регионе на фоне окружающей его большого культурного контекста, который и поставлял серию главных указателей для преемственности, проверки фактов и сопоставлений выводам. Ни одна из разгаданных систем письма не появилась ex-nihilo и не исчезла без культурной преемственности.

Что касается Рапа-Нуи, то здесь, напротив, полинезийское культурное окружение не предлагает никакой тенденции или указания на появление письма. На тысячи километров вокруг изолята Рапа-Нуи нет ничего кроме океана. И нужно преодолеть 5 тысяч километров на северо-восток, к доколумбовой Южной Америке и 7 тысяч миль к западу к Юго-Восточной Азии, чтобы найти цивилизации, знающие письменные и структурированные сообщения.

Говоря совершенно откровенно, я не знаю, удалось ли нашей коллеге выявить истинную суть, или проще говоря найти один из главных ключей к знакам ронгоронго в своем переводе, но важность труда и проделанной работы не вызывает никакого сомнения.

Читатель этой книги, будь он новичком (в данной области) или уже знаком с предыдущими работами, посвященными последней загадке Рапа-Нуи — должен хорошо осознать, что большая заслуга Ирины Федоровой в том, что впервые она приняла во внимание всю совокупность необходимых фактов. Ее кропотливая работа в течение более четырех десятилетий заявила о себе после многочисленных статей, докладов и книг, а также перевода небольшой части корпуса текстов ронгоронго (1995) в сопровождении каталога знаков, тогда еще пунктирного и неполного. Точнее, Ирине Федоровой следует приписать тройную заслугу, свои права на которую еще не смог отстоять ни один исследователь, во всяком случае в книгах, статьях и информации по Интернету, которые смогла учесть наш Ассоциация.

— Прежде всего это проработка всех деталей полинезийского контекста. Знаки ронгоронго — это непременно географическая фиксация способа и темы сообщения среди полинезийцев, а точнее у рапануйцев великой эпохи. Знаки отражают характеристики, свойственные австронезийским языкам, изобилие омонимов и многозначность слов в глоссарии (впрочем весьма ограниченном), попеременно передающих то конкретные, то абстрактные понятия. Они должны отражать главные устные сюжеты, характерные для Полинезии вообще, и именно для негостеприимного острова Пасхи, крайне изолированного, без лагун, где выживание и жизнь общественная и религиозная сопровождались песнями и танцами. Таким образом, в течение долгих лет автор освоился с синтаксисом, глоссариями и хрониками многочисленных народов Пацифики.

— Второй оригинальный вклад: Ирина Федорова ввела существенное различие между чтением и интерпретацией знаков. Совсем в духе устных сообщений полинезийцев: нужно сначала прочитать текст, т.е. опознать, понять фонемы, передаваемые комбинациями знаков, произнести их. А затем следует интерпретация, когда звукам приписывают значение исходя из контекста. Развитая омонимия и «чехарда» конкретных и абстрактных значений, делает значение графем вне контекста весьма случайным и даже абсурдным.

— Наконец, большая заслуга этой работы в том, что во внимание принимается весь существующий корпус, включая тексты и другие малоизвестные свидетельства. Ирина Федорова также смогла воспользоваться лучшей частью недавних исследований, показавших большую однородность корпуса, а также значительное отличие текста на жезле из Сантьяго и нескольких редких рядов графем, хорошо разграниченных достаточно современным статистическими методами. Я не удивлен, тем, что эти существенные результаты появляются сейчас и исходят от лингвиста, использовавшего вклад русских и германских предшественников.

С конца XIX века и вплоть до 1960 г. русские исследователи, продвигались в изучении дощечек, видимо, быстрее, чем их европейские и американские коллеги. Их наблюдения и размышления все же не были опубликованы на Западе, или же, изданные в плохом переводе остались без внимания. Неслучайно, что эта работа вышла из стен Музея Антропологии и этнографии (Санкт-Петербурга) Российской Академии наук, сотрудницей которого с давних пор является Ирина Федорова, защитившая две докторских диссертации (по фольклору острова Пасхи, а затем по его этнографии и культуре) и имеющая свыше 100 печатных работ, включая несколько книг, посвященных этнографии, фольклору, культуре, языку острова Пасхи, а также иероглифическому письму рапануйцев.

В заключение несколько слов о немецком этнологе Томасе Бартеле, который в 1950-х гг. приступил к составлению первого серьезного корпуса кохау ронгоронго, и хотя он отважился на спорные интерпретации, доктор Федорова получила возможность пользоваться материалами корпуса знаков. Наша Ассоциация, которая с большим трудом, но и с большой точностью (благодаря современным техническим средствам) проводит колоссальную работу по уточнению каталога профессора Бартеля, рассчитывает, что это может пригодиться будущим исследователям.

Я не знаю, не разочаруют ли выводы Ирины Федоровой моих коллег и людей, увлеченных рапануйской культурой, ожидающих от «говорящих дощечек» сюжетов более возвышенных, чем посадка и сбор урожая, но стоит ли удивляться тому что тексты кохау ронгоронго представляют собой прежде всего примитивные песнопения, связанные с сельскохозяйственными обрядами, свершавшимися на самом уединенном обитаемом островке Земли, где пропитание было главной насущной заботой.

Раймон А. Дюрантон, Президент Ассоциации «Cercle d’Etudes sur l’île de Pâques et la Polinésie» (France).