Основные структурно-динамические закономерности ландшафтов, подвергающихся человеческому воздействию

В современную эпоху происходит интенсивное техногенное изменение ландшафтов и насыщение их результатами человеческого труда. Практически уже не осталось ландшафтов, которые не испытали бы прямого или косвенного влияния хозяйственной деятельности общества. Поскольку географическая оболочка континуальна, техногенный метаболизм не имеет границ в ее пределах, и его про-

явления обнаруживаются даже в ледниках высокогорий и Антарктиды, не говоря уже о Мировом океане. По этим причинам деление ландшафтов на «природные» и «антропогенные» имеет условный, искусственный характер; оно не имеет ни научного, ни практического смысла. Прежде всего невозможно установить ту грань, которая отделяет «природные ландшафты» от «антропогенных». Не случайно мнения разных авторов в этом отношении сильно расходятся. Одни считают, что антропогенные ландшафты уже господствуют на Земле, по мнению других, — их «большинство», третьи полагают, что они составляют «более половины». Одни при этом руководствуются в качестве критерия наличием изменений хотя бы в одном компоненте, другие считают признаком «антропогенного» ландшафта использование земель, третьи не могут привести никаких критериев, чтобы отделить «чисто природные» ландшафты от «антропогенных».

Самое же существенное обстоятельство, можно сказать фундаментальный факт, состоит в том, что как бы сильно ни был изменен ландшафт человеком, в какой бы степени ни был насыщен результатами человеческого труда, он остается частью природы, природной системой и в нем продолжают действовать природные закономерности. Человек не в состоянии отменить объективные законы функционирования и развития геосистем и снивелировать качественные различия между ландшафтами тундры и пустыни, гор и равнин, зандровых полей и лёссовых возвышенностей. Пашня в тайге и в степи — это вовсе не одно и то же; первая всегда будет принадлежать таежной зоне, а вторая — степной, пока действуют зональные закономерности и пока мы не научимся управлять поступлением солнечной радиации, глобальной циркуляцией атмосферы и движениями земной коры. В наиболее сильно преобразованном ландшафте остаются инвариантные природные черты, обусловленные неподвластными человеку зональными и азональными факторами и придающие ландшафту качественную определенность и устойчивость.

Воздействие человека на ландшафт следует рассматривать как природный процесс, в котором человек выступает как внешний фактор. Новые элементы, преднамеренно, а чаще непреднамеренно вносимые человеком в ландшафт, — пашни, различные сооружения, техногенные выбросы и т. д. — не вытекают из структуры ландшафта, не обусловлены им в отличие, например, от почв, речных долин, естественной растительности. Они привносятся в ланшафт извне, из сферы материального производства. Как правило, для ландшафта они оказываются чуждыми элементами, как бы инородными телами, и ландшафт стремится отторгнуть их, они оказываются неустойчивыми, т. е. не способными к самостоятельному существованию без постоянной поддержки человека. Посевы или домашние животные, предоставленные самим себе, гибнут или дичают, вырубки вновь зарастают лесом, здания разрушаются, водоемы заиливаются и зарастают.

Новые техногенные, или антропогенные, объекты физически вхо-

338

дят в ландшафт, становятся его элементами; но ландшафт остается природной системой — не потому, что эти элементы к нему не относятся или игнорируются, а потому, что ландшафтовед изучает их в системе природных связей, рассматривая как аналог природных элементов ландшафта. Техногенные формы рельефа выполняют в ландшафте те же функции, что и природные; искусственные насаждения и посевы функционируют так же, как и природные фитоценозы; искусственные сооружения, из каких бы материалов они ни были созданы, подвергаются выветриванию подобно горным породам; водохранилища заполняются наносами, испаряют воду, зарастают; заброшенные каналы начинают меандрировать.

В сущности, с точки зрения познания закономерностей функционирования геосистемы не имеет принципиального значения происхождение ее элементов: образовался ли овраг естественным путем или в результате нерациональной распашки, возник ли водоем после горного обвала или в результате сооружения плотины. Для ландшафтоведа — это природные процессы, и только такой подход перспективен, если мы ставим перед собой конструктивные цели— добиться устойчивых и позитивных результатов при целенаправленном воздействии на ландшафт. И нет никакого противоречия в том, что всякий ландшафт, претерпевший техногенное вмешательство, остается природной системой.

Существует взгляд на измененный ландшафт как на природно-техническую (геотехническую) систему, состоящую из двух блоков — природного и техногенного . Это один из возможных аспектов исследования взаимодействий между техническим устройством и его природной средой. Системный подход допускает построение множества систем при наличии каких-либо связей между любыми объектами. Обычно один и тот же объект участвует в разных системах связей. Так, техническое устройство несомненно является частью различных социально-экономических и инженерных систем — энергетического или индустриального комплекса, экономического района, территориального производственного комплекса и т. п. В качестве такового оно выполняет определенные социально-экономические функции. В ландшафте же любое подобное устройство — заводской комплекс, плотина или отвал пустой породы — участвует в системе природных связей и, как уже отмечалось, также выполняет — вольно или невольно — определенные природные (физико-географические) функции. Ландшафтоведа интересует именно этот аспект геотехнической системы. Он не должен заниматься, скажем, инженерно-строительными проблемами, возникающими при сооружении плотины, не его обязанность выяснять экономический эффект, получаемый в результате ее сооружения; но задача ландшафтоведа состоит в изучении функционирования плотины в ландшафте, и это может дать немало полезных практических выводов для инженеров-проекти-

¹ См.: Природа, техника, геотехнические системы. М., 1978. С. 151.

339

ровщиков и экономистов. Город представляет интерес для ландшафтоведа не в отношении этажности, архитектурных ансамблей или коммунально-бытового хозяйства, а в отношении природных процессов, возникающих в результате взаимодействия застройки с «вмещающими» геосистемами.

Есть еще одна — прикладная — сторона в рассматриваемой проблеме. Можно сказать, что технические устройства в определенном смысле интересуют ландшафтоведа до того, как они будут сооружены, — когда он дает оценку геосистем с точки зрения возможности, целесообразности и условий создания этих устройств. Но это особое направление исследований, относящееся к прикладному ландшафтоведению и, кстати сказать, полностью опирающееся на фундаментальное и строго научное исследование геосистем, их структуры, функционирования и развития.

Надо добавить, что взаимоотношение природной среды и технических устройств далеко не исчерпывает всех проблем взаимодействия человеческой деятельности с геосистемами, и геотехнические системы — лишь частный случай в ряду ландшафтов, испытывающих на себе человеческое воздействие.

В результате человеческой деятельности появилось множество модификаций первичных геосистем. Все они являются, производными от того или иного природного инварианта. Каждый природный инвариант может быть представлен разнообразными модификациями, происходящими из одного корня под влиянием распашки, выпаса скота, застройки, промышленного загрязнения, мелиорации и других воздействий. Все эти модификации представляют собой то более, то менее устойчивые, но обычно временные состояния, которые можно рассматривать как своего рода сукцессионные стадии процесса деградации или восстановления первичной геосистемы. Исследование устойчивости техногенных модификаций геосистемы и их динамических отношений составляет одну из важнейших задач ландшафтоведения.

Понятие устойчивости имеет разный смысл, когда идет речь о первичных геосистемах и об их производных модификациях. Когда мы рассматривали вопросы устойчивости геосистем как таковых к техногенным воздействиям, нас интересовала их способность возвращения к исходному состоянию после нарушений — как правило, непреднамеренных. Проблема же устойчивости модификаций сводится к тому, чтобы выяснить их способность сохранять преднамеренно нарушенное состояние, включая все новообразования, внесенные человеком: плантации, посевы, сооружения и т. п. Критерии устойчивости в обоих случаях имеют в сущности противоположный характер. Если зарастание пашни и быстрое восстановление лесной растительности служит признаком устойчивости геосистемы как природного образования, то те же процессы рассматриваются как свидетельства неустойчивости ее модификации с заданными качествами, а именно способностью давать постоянные, устойчивые

340

урожаи сельскохозяйственных культур. Устойчивость различного рода модификаций и новообразований в геосистемах определяется социально-экономическими критериями (способностью выполнять заданную социально-экономическую функцию), которые могут оказаться в противоречии с естественнонаучными критериями устойчивости.

Измененные геосистемы, как правило, менее устойчивы, чем первичные, поскольку естественный механизм саморегулирования в них нарушен. Поэтому некоторые экстремальные отклонения параметров внешней среды, которые «гасятся» в естественном ландшафте, могут оказаться катастрофическими для антропогенной модификации: единичный ливень смывает верхний слой почвы, однодневный заморозок губит культурную растительность, пыльная буря за несколько дней уносит сотни миллионов тонн почвенных частиц.

Как уже отмечалось, антропогенно-техногенные новообразования в ландшафте не способны к самостоятельному развитию и существуют только благодаря постоянной поддержке со стороны человека. К самым неустойчивым образованиям относятся посевы монокультур. Часто приводимый пример «рисовых ландшафтов» муссонных тропиков только подтверждает это правило. Рисовые плантации существуют лишь благодаря постоянной и упорной борьбе людей с природной стихией, с муссонными ливнями, катастрофическими наводнениями, тайфунами, буйной тропической растительностью, благодаря поддержанию искусственного водного режима и искусственному восполнению потерь почвенного плодородия. В ландшафтах с культурной растительностью наиболее существенные черты инвариантной структуры всей системы затронуты неглубоко, и им присуща обратимость. Восстановление утраченного или нового равновесия — лишь вопрос времени.

Существует предложение считать необратимыми такие модификации, время существования которых превышает продолжительность жизни одного человеческого поколения '. Этот критерий, возможно, имеет некоторый практический смысл, но является сугубо условным. Так, процесс восстановления (после сведения) первичных лесов, требующий 150 — 250 лет, пришлось бы считать необратимым, хотя по всему своему существу он может служить примером типично обратимого процесса. Многие временные модификации ландшафтов кажутся нам устойчивыми и необратимыми только потому, что не прошло достаточного времени для восстановления первичного состояния геосистемы, притом обычно человек препятствует восстановительному процессу повторяющимся вмешательством (повторные вырубки, палы, выпас скота и т. п.). Планируя долговременные мероприятия по использованию, улучшению, охране ландшафтов, т. е. по их оптимизации, вряд ли достаточно исходить из сроков, определяемых длительностью, жизни одного поколения людей.

¹ См.: Преображенский В. С. Поиск в географии. М., 1986. С. 111.

341

Степень устойчивости и долговечность антропогенно-техногенных новообразований в геосистемах зависят от многих условий, и прежде всего от глубины преобразования исходной системы. В свою очередь возможность такого преобразования зависит от таксономического ранга геосистемы и от того, на какие компоненты направлено воздействие. С рассматриваемой точки зрения компоненты геосистемы далеко не равноценны. Нельзя добиться устойчивых изменений в природном комплексе путем воздействия на любой его компонент. Изменение животного мира (например, пресловутое катастрофическое размножение завезенных в Австралию в 1859 г. кроликов) вряд ли повлечет за собой перестройку климата и рельефа вместе с геологическим фундаментом. Но достаточно изменить любой из названных трех компонентов, чтобы и животный мир, и растительность, и почвы отреагировали на это соответствующим образом.

Для решения поставленного вопроса важно разделить компоненты геосистем на две группы, которые условно назовем первичными и вторичными. К первым относятся твердый фундамент и воздушные массы, ко вторым — все остальные. Нетрудно показать, что наиболее устойчивые изменения в геосистемах получаются в результате преобразования первичных компонентов. Это объясняется тем, что они играют роль основных входов, через которые в геосистему поступают энергия и вещество извне, им принадлежит определяющее значение в дифференциации геосистем. Твердый фундамент вместе с рельефом к тому же отличается необратимостью, а отсюда необратимо все то, что с ним связано. Поэтому появление карьеров, отвалов, оврагов и тому подобных образований — это именно тот случай, когда понятие «антропогенный (или техногенный) природный комплекс» может употребляться с наименьшими натяжками.

Преобразование твердого фундамента, так же как и атмосферных процессов, в основном ограничено локальными масштабами — микро- и мезорельефом, микро- и мезоклиматом. Это означает, что практически сколько-нибудь существенные, относительно устойчивые перестройки геосистем возможны на уровне систем локальных ран гов — морфологических частей ландшафта '. При открытых горных разработках или заполнении грунтом оврагов прежние фации и уро чища уничтожаются и заменяются новыми. Но для ландшафта этс означает лишь некоторое изменение морфологической структуры Степень устойчивости геосистем находится в прямой зависимости от их ранга, т. е. растет «снизу вверх» — от фаций к урочищам, от урочищ к ландшафтам. И с этим фактом нельзя не считаться при воздействии на природные комплексы. Рассматривать и целую ланд шафтную зону, и кучу камней на обочине дороги как качественно

¹ Называя в данном случае локальные системы устойчивыми, мы должны иметь в виду не только пространственные масштабы их выявления, но и временные: они устойчивы в пределах характерного времени своего существования, которое значи тельно короче, чем у ландшафта.

342

равноценные и одинаково «антропогенные ландшафты» так же ошибочно, как признавать равнозначность всех компонентов.

В сравнении с фациями и урочищами перестройка и тем более создание нового ландшафта — задача несравненно более сложная и по существу проблематичная. Здесь мы сталкиваемся с принципиально иным качественным уровнем организации геосистем. Чтобы перестроить ландшафт или «заменить» его иным ландшафтом, необходимо создать новую устойчивую систему внутренних и внешних связей. Как известно, ландшафт — система открытого типа, через которую непрерывно проходят потоки вещества и энергии. Изолировать ландшафт от внешних воздействий, «закрыть» к нему доступ энергии и вещества невозможно, тем более невозможно изменить его внешнюю среду, так как это предполагает способность управлять солнечной активностью, вращением Земли, тектоническими движениями и другими процессами, присущими эпигеосфере и Земле как космическому телу. При воздействии на фации или урочища возможно изменить по крайней мере их ближнюю среду — в пределах сопряженных внутриландшафтных рядов (например, часть плакорного водораздела, составляющего водосборную площадь оврага). Иными словами, горизонтальные связи морфологических единиц ландшафта практически поддаются известному регулированию, тогда как возможности такого регулирования на уровне ландшафтов крайне ограничены и не затрагивают главных потоков.

Второй путь перестройки ландшафта — преобразование его внутренней структуры, внутренних связей так, чтобы новая структура оставалась в устойчивом равновесии с его средой. Но для этого понадобилось бы преобразовать его «первичные» компоненты. Что касается климата ландшафта, то основные его черты связаны с потоками тепла и влаги извне, которые не поддаются регулированию. Перспектива создания нового фундамента крайне проблематична, ибо это потребовало бы изменения морфоструктур. Пример радикального преобразования ландшафта — осушение морского дна. Однако само морское дно имеет естественное происхождение, так же как и климат, и вся внешняя среда «нового» ландшафта. Этот ландшафт представляет собой черзвычайно неустойчивую природную систему, существующую только при постоянном поддержании искусственного режима.

Другой пример — расширение площади суши за счет моря путем искусственного намывания грунта. Но и в этом случае нельзя считать, что ландшафт полностью создан человеком. Природа здесь отнюдь не отменяется: естественным путем в ландшафт поступают солнечная радиация и атмосферные осадки, под насыпным грунтом остается «старый» фундамент, со всеми его свойствами (например сейсмичностью, от которой человек не в состоянии избавиться). Нарушение сложившегося соотношения суши и моря вызывает активизацию береговых процессов, которые будут стремиться отторгнуть «новый» ландшафт.

343

На уровне ландшафта и региональных систем более высоких рангов самым существенным преобразованиям подвергаются «вторичные» компоненты: биота, почва, водный режим. Их перестройка обычно вызывает лишь частичное и преимущественно обратимое нарушение структуры ландшафта.

Наиболее устойчивые (необратимые) изменения в структуре ландшафтов наблюдаются при следующих условиях.

1. Человеческое вмешательство дает толчок процессам, к которым ландшафт уже подготовлен в силу присущих ему естественных тенденций развития. Такая ситуация складывается в ландшафтах с неустойчивым равновесием, переживающих быструю эволюцию, богатых реликтовыми элементами, а также расположенных в переходных условиях (например на границах зон). В подобных случа-. ях бывает достаточно небольшого толчка, специально рассчитанного или, чаще, случайного, чтобы нарушить неустойчивое равновесие и вызвать вторичные процессы, которые ускоряют развитие «прогрессивных» элементов. Это могут быть и заболачивание, и деградация многолетней мерзлоты, и оврагообразование, и остепнение или опустынивание. В естественных условиях такие процессы сдерживаются стабилизирующим началом (главным образом растительностью), которое человек снимает.

Благодаря способности растительного покрова к восстановлению механизм саморегулирования в ландшафте не полностью нарушается. Кроме того, вступают в действие отрицательные обратные связи, которые затормаживают вторичные процессы. Система стремится вернуть утраченное равновесие, но это уже будет иное равновесие, так как некоторые изменения необратимы (например, появление эрозионных форм рельефа, просадочных понижений, новых болот, уничтожение лесов на крайних пределах их распространения).

2. Экологически эквивалентная замена одних элементов ландшафта другими. Этот случай относится к перестройке растительного покрова и зооценозов и основывается на сознательном или стихийном использовании экологического потенциала геосистем (экологических ниш). Новые элементы биоты легко «вписываются» в ландшафт, если находят для себя благоприятную среду и ранее отсутствовали в силу исторических причин (молодости ландшафта) или его территориальной изоляции (типичный пример — ландшафты островов) либо оказываются более конкурентоспособными, чем аборигенные сообщества. Искусственные лесонасаждения будут устойчивыми без дальнейшего вмешательства человека там, где природные условия благоприятны для лесов, но они еще не успели сюда распространиться. Примером устойчивого сообщества из вида, никогда ранее не произраставшего в данном ландшафте, может служить Линдуловская лиственничная роща на Карельском перешейке, посаженная еще в XVIII в. Еще больше известно примеров непреднамеренной перестройки биоценозов (именно к этому случаю относится ставший уже хрестоматийным пример с кроликами в Австралии). 344

В тех случаях, когда новые элементы «не вписываются» в структуру ландшафта, они, как уже отмечалось, неустойчивы и не могут существовать без искусственного режима (лес, посаженный в сухой степи, суходольные луга и мелиорированные участки в тайге и т. п.).

Замена биоценозов должна в той или иной степени сказаться на биологическом круговороте веществ, почвообразовании, влагообороте, но эти изменения не приводят к коренному преобразованию структуры ландшафта, так как указанные процессы в большой степени определяются «первичными» компонентами (которым в такой же степени подчинены и новые биоценозы). Даже при самом интенсивном вмешательстве человека в структуру и функционирование ландшафта, например в крупнейших городах, «первичные» компоненты остаются практически неизменными и продолжают оказывать влияние на жизнь людей и их хозяйство. Вряд ли когда-либо удастся сравнять климат Норильска и Сочи, освободиться от влияния многолетней мерзлоты или сейсмичности на градостроительство, геологического строения — на прокладку метрополитенов и т. д.

Заметим, что человек не создал новых компонентов ландшафта: все техногенные новообразования могут быть сопоставлены лишь с отдельными элементами ландшафта: посевы и искусственные насаждения — элементы растительного покрова, каналы и водохранилища — элементы гидрографической сети, карьеры и отвалы— элементы рельефа.

Итак, как мы установили, наиболее радикальной перестройке поддаются геосистемы локального уровня. В каждом ландшафте могут быть представлены разнообразные модификации первичных фаций и урочищ. Среди них встречаются новые локальные системы, приуроченные к техногенным формам рельефа, искусственным водоемам и т. п., но наиболее многообразны обратимые модификации, чаще всего обусловленные нарушениями растительного покрова. На месте одних и тех же первичных лесных фаций присутствуют вырубки, гари, суходольные луга, вторичные (кратковременно- или длительнопроизводные) леса, кустарники, кочкарники, залежи, пашни с различной степенью окультуренности и различным набором культур. Все они должны рассматриваться как стадии нарушения или восстановления коренной фации, т. е. могут быть сведены в единый генетический ряд.

Хозяйственная деятельность обычно, таким образом, ведет к усилению морфологической дифференциации ландшафта за счет присутствия в нем многочисленных модификаций коренных фаций и урочищ. Помимо чисто внешней пестроты появление всякого рода модификаций морфологических единиц имеет более глубокий смысл, сказываясь на внутриландшафтных горизонтальных связях через систему рядов гравитационного сопряжения. Так, по исследованиям литовских географов, распашка склонов вызывает смыв пахотного горизонта и его переотложение у подножий, вследствие чего образуются своеобразные уступы высотой до двух метров с двойным по-

чвенным профилем. Более того, часть смытых почвенных частиц поступает в болота, а это приводит к их евтрофикации. Аналогичные процессы наблюдаются при использовании удобрений, пестицидов и поступлении различных техногенных загрязнителей.

Исследование производных модификаций геосистем должно основываться на функционально-динамическом подходе, который одновременно является и генетическим. Это означает прежде всего выяснение генетической связи каждой модификации с ее исходным инвариантом и дальнейший анализ стадиальных смен, возникающих как в ходе воздействия, так и после его прекращения, т. е. в процессе ренатурализации — возвращения к утраченному естественному равновесию. Без представления об инварианте невозможно привести в систему огромное многообразие модификаций всех рангов, разрабатывать прогнозы их дальнейшего поведения и мероприятия по оптимизации. Существует тенденция рассматривать каждую более или менее временную модификацию природного комплекса (луг, огород, заросли кустарников, вторичные мелколиственные леса и т. п.) как самостоятельные классификационные единицы — «типы», «классы» и т. д., т. е. классифицировать их как некие автономные системы по признаку временного состояния или сиюминутного использования. Подобный статичный подход дезориентирует практику. Можно ли оценивать лесные ресурсы на перспективу, если исходить из факта произрастания в данный момент производных березняков на месте елового или дубового леса, когда известно, что через несколько десятилетий здесь восстановится лес, близкий к исходному? Степные или тундровые сообщества восстанавливаются в еще более короткие сроки (20 — 40 лет).

Мало практического смысла в том, чтобы классифицировать современные антропогенно-техногенные модификации ландшафтов или фаций в отрыве от исходного начала. Все модификации должны быть строго привязаны к естественной классификации геосистем, ибо каждому типу, классу, виду ландшафтов (или фаций, урочищ) отвечают свои динамические ряды, или серии производных модификаций, обязанных своим существованием тому или иному вмешательству человека. Например, для полупустынных ландшафтов типичны различные пасквальные модификации, связанные с выпасом скота, для пустынных — пасквальные, ирригационные (и постирригационные, среди которых могут быть, например, вторичные солончаки) и др.

Подобной классификации должна предшествовать систематика человеческих воздействий, что представляет достаточно сложную задачу, так как в системе должны быть отражены многие показатели: хозяйственное использование территории (сельскохозяйственное с подразделением на земледельческое — орошаемое и богарное, пастбищное и т. д., рекреационное, лесохозяйственное и др.), входные воздействия и их факторы (например, вырубка леса, подсыпка грунта, осушительная мелиорация и т. п.), интенсивность этого

346

воздействия и его длительность, территориальные масштабы и радиус действия техногенного фактора. Под территориальными масштабами подразумевается соответствие воздействия иерархии геосистем, т. е. в рамках какого таксономического уровня (фации, урочища, ландшафта) оно рассматривается. Как известно, результаты вмешательства в природные процессы далеко не всегда замыкаются в границах площади, подвергшейся непосредственному воздействию. В связи с этим вводится понятие о радиусе действия или, точнее, о зонах воздействия. Остановимся на этом вопросе несколько подробнее.

По характеру ареалов проявления хозяйственные воздействия на геосистемы можно разделить на фоновые и очаговые. Фоновые («площадные») воздействия связаны с отраслями хозяйства, утилизирующими природные ресурсы, которые распространяются континуально на больших площадях и имеют возобновимый характер (солнечная энергия, атмосферные осадки, почвы, растительность). За счет этих ресурсов существуют богарное земледелие, пастбищное животноводство, охота, лесное хозяйство. В размещении этих отраслей и соответствующих воздействий на природные комплексы явно прослеживается зональность.

Очаговые («точечные» и «линейные») воздействия имеют двоякий характер. Часть их также связана с непосредственным использованием (добычей и переработкой на месте) природных ресурсов, но ресурсов по своей природе азональных и имеющих очаговое распространение. Это прежде всего невозобновимые минеральные ресурсы, к которым приурочены очаги горнодобывающей промышленности. Сюда же можно отнести локальные источники поверхностных или подземных вод, на основе которых развиваются ирригация, энергетика и промышленные узлы.

Очаги второго рода слабо или вовсе не связаны с местными природными ресурсами. Они могут существовать полностью или частично за счет ресурсов, доставляемых из других ландшафтов. Возникновение их обусловлено преимущественно социально-экономическими причинами. Так возникают многие промышленные узлы и центры урбанизации. В своем ландшафтно-географическом проявлении они имеют, подобно предыдущим, азональный («квазиазональный») характер. Особый вариант — линейные очаговые воздействия, связанные с транспортными артериями (включая трубопроводы).

Фоновые воздействия более тесно связаны с природной средой, и поэтому их ареалы сравнительно легко вписываются в систему территориальной ландшафтной дифференциации на ее различных уровнях — от зон до фаций. Очаговые воздействия часто накладываются на различные геосистемы, не считаясь с их границами. Тем не менее эффект воздействия всегда зависит от характера геосистем. Фоновые воздействия более поверхностные, чем очаговые — в прямом и переносном смысле слова: они менее глубоко, затрагивают структуру ландшафта и наиболее существенно сказываются на биоте

347

и почве. Очаговые воздействия, охватывая меньшие площади, имеют более интенсивный и многосторонний характер, нередко захватывая и твердый фундамент ландшафта. Существенная особенность их состоит в том, что их проявление может выходить далеко за пределы площади самого очага, так что ареал воздействия определить бывает нелегко, причем приходится устанавливать различные зоны влияния. Примером может служить исследование А. В. Дончевой установившей четыре зоны модификации природных территориаль ных комплексов в сфере воздействия горно­металлургического про изводства '.

Сложность анализа хозяйственного воздействия на геосистемы и его учета в классификации усугубляется тем, что состояние геоси стем зависит не только от современного использования, но и от прежних, исторически сменявшихся форм хозяйствования. Кроме того, следует иметь в виду, что во многих случаях одна и та же территория одновременно подвергается воздействию не одного, а многих техногенно-антропогенных факторов (например, лесохозяйственному и рекреационному использованию, мелиорации и промышленному загрязнению).

Известны попытки найти интегральный показатель степени хозяйственного воздействия на природу. Однако вряд ли такой единый показатель возможен. Некоторое сравнительное, причем лишь косвенное представление об интенсивности хозяйственного воздействия на ландшафты могут дать такие показатели, как плотность сельского населения и использование земель — для фонового воздействия, урбанизированность и плотность городского населения для очагового.

Как уже подчеркивалось, систематика ландшафтных модификаций должна быть «привязана» к научной классификации природных ландшафтов (см. главу 5). Для разработки подробной динамической системы, охватывающей все возможные техногенные варианты первичных ландшафтов, потребуются длительные и кропотливые исследования. Чтобы избежать разнобоя при выделении различных модификаций в разных типах и видах ландшафтов, целесообразно придерживаться некоторой единой схемы, отражающей самые укрупненные качественные градации измененных ландшафтов, применимые практически ко всем категориям естественной ландшафтной классификации.

1. Условно неизмененные (первобытные) ландшафты, которые не подверглись непосредственному хозяйственному использованию и воздействию; можно обнаружить лишь слабые следы косвенного воздействия (например, осаждение техногенных выбросов из атмосферы в Антарктиде, Арктике и высокогорьях Западной Европы).

2. Слабоизмененные ландшафты, подвергающиеся преимущественно экстенсивному хозяйственному воздействию (охота, рыбная

¹ См.: Дончева А. В. Ландшафт в зоне воздействия промышленности. М., 1978. С. 94. 348

ловля, выборочная рубка леса), которое частично затронуло лишь отдельные «вторичные» компоненты, но основные природные связи не нарушены и изменения имеют обратимый характер. Сюда можно отнести некоторые тундровые, таежные, пустынные, эваториальные ландшафты, еще не вовлеченные в активный хозяйственный оборот.

3. Нарушенные (сильно измененные) ландшафты, которые подверглись интенсивному преднамеренному или непреднамеренному воздействию, затронувшему многие компоненты, что привело к существенному нарушению структуры, часто необратимому и неблагоприятному с точки зрения интересов общества. Ландшафты этой группы широко распространены в разных зонах; для них типичны такие процессы, как обезлесивание, вторичная эрозия и дефляция, смыв почв, засоление, загрязнение вод, почв и атмосферы.

4. Культурные ландшафты, в которых структура рационально изменена и оптимизирована на научной основе в интересах общества. Именно таким ландшафтам должно принадлежать будущее, и они заслуживают особого рассмотрения.